Влад Цепеш, Дракула родился в 1430 году в старом, маленьком трансильванском городке Сигишоара и был вторым сыном Влада II, князя Валахии. Унаследовав власть отца, он стал Владом III, хотя больше был известен как Влад Цепеш, то есть сажатель на колья. Отца его звали Дракул, «дьявол» так как он являлся членом католической секты князя Ордена дракона, а в тех областях дракон был синонимом дьявола. Во всяком случае, Влад III нарек себя Дракулой, сыном Дракула.
Сам по себе он был храбрым воином, но подчас трудно было понять, чью сторону он занимал в той или иной схватке между восточными и западными государствами, церквями и культурами, смешавшимися в его империи. То он склонялся к туркам, то к венграм, от римской католической церкви переходил к ортодоксальной, воевал под знаменами ислама на стороне османов. В политическом хаосе той эпохи он никогда твердо не стоял на ногах. Трижды терял и вновь приобретал Валахию — часть Южной Румынии, включающую и области Трансильвании.
Впервые он оказался на валахском троне в 1448 году, куда его посадили турки, после того как отец и старший брат пали от рук венгерских шпионов. Напуганный турками, которые одно время покровительствовали ему, он бежал, вернулся на трон в 1456 году, но уже при венгерской поддержке. Следующие шесть лет его правления отмечены жестокостями. В те времена пытки и убийства политических противников были обычным делом. XIV-XV века остались в истории как столетия неслыханных зверств и преступлений. Но выходки Влада, ставшие впоследствии примером для Ивана Грозного, перекрыли все рекорды даже тех лет. Число его жертв не поддается счету. По одной из легенд, он заманил в засаду отряд турок, с которыми должен был мирно встретиться для переговоров, пригласив их в город Тирговиште, сорвал одежду, посадил на колья и сжег живьем.
Его жертвами становились не только враги, но и собственные подданные — знать и обычные крестьяне, а также случайные путники. Так, его солдаты обнаружили и сожгли группу купцов, пересекавших в один из выходных его земли. Не забыли умертвить даже возниц. В другой раз по тем же причинам он собрал вместе 400 иностранных учеников, в основном мальчиков, изучавших в Валахии язык и обычаи, загнал их в одно помещение, запер и поджег дом. Обычно он сажал своих жертв на колья. Но этого ему казалось мало, и садист придумывал для жертв всяческие другие способы умерщвления — протыкал их спереди, сзади, сбоку, через грудь, живот, пупок, пах. Нанизывал их на колья через рот, вниз головой; изобретал такие способы, чтобы человек дольше мучился. Сочинял разные смерти для различного возраста, пола и ранга, готовил специальные колья в виде геометрических фигур, особенно любил изогнутые. По неизвестной причине казнил население всей деревни, расставив колья разной длины по кругу на склоне холма, разместив старосту и другие власти сверху, чтобы те могли оттуда в последний раз окинуть затуманенным взором свои бывшие владения.
Затем он украшал "общую картину выдранными ногтями, головами, ушами и половыми органами. Оставшихся без кольев он душил, варил в масле или ослеплял. Особое удовольствие получал, когда жертвы «плясали и извивались на своих кольях» Наблюдая за их мучениями, он говаривал: «О, какие чудные мгновения они испытывают!»
Благодаря недавнему изобретению печатного станка истории о «художествах» Дракулы распространялись по Европе еще при его жизни. Он стал любимым персонажем памфлетистов, чьи произведения были популярны во многих странах. Являясь предтечами будущих иллюстрированных журналов, эти издания на титульном листе помещали обращения к замирающим от ужаса читателям типа: «Кошмарная история чудовища и мучителя по имени Дракула, отличившегося такими враждебными христианству деяниями, как сажание людей на кол, разрубание их на куски, варение женщин и детей живьем, а также каннибализм». Публика скупала такие книжонки, млея от страха и любопытства одновременно и забывая при этом, что родная инквизиция горазда на куда более страшные действа... Так Дракула стал первым международным персонажем средств массовой информации.
Но, невзирая на свои преступления, на родине, в румынском фольклоре, он остался героической фигурой, изгнавшей захватчиков. Немцы же в своих книгах особо подчеркивали его жестокость и садизм, потому как среди его жертв-трансильванцев было много выходцев из Германии. Но множество леденящих душу сцен было почерпнуто и из других источников — русских свидетельств, воспоминаний папы Пия II (его легат в Венгрии встречался с Дракулой) и румынских баллад и сказаний, только подтверждавших и множивших немецкие примеры.
Одно из самых запоминающихся зверств Дракулы имело место 2 апреля 1459 года в городе Брашов и стало результатом длительного спора Влада с местными купцами. В конце дня отряды князя стали сгонять народ на холм у часовни на окраине. Всего набралось около 20 тысяч человек, главным образом, представителей местной знати. Они в ужасе наблюдали за тем, как солдаты жгли их дома. А потом началась традиционная процедура водружения людей на колья.
Ближе к ночи склон холма превратился в лес кольев, по которому лились потоки крови и катились головы тех, кому не нашлось места на остриях. Во время казни один местный боярин, как передают, содрогнулся от жуткого запаха и вида крови. И Дракула, обладавший своеобразным чувством юмора, приказал посадить несчастного на кол более высокий, чем остальные, чтобы его не беспокоили неприятные ароматы. Самого же графа ни само зрелище, ни зловоние не смущали. По преданию, он преспокойно обедал возле умерших и мучительно умирающих сограждан.
Его нельзя было обвинить и в предпочтении того или иного сословия. Однажды он собрал бояр целой области и стал расспрашивать их, кто при каком правлении жил. Они не подозревали, что Дракула жаждал отомстить за жестокое убийство своих брата и отца и пытался выяснить, кто из бояр мог присутствовать при их смерти. В результате более пятисот человек были посажены на колья и умерли страшной смертью возле его дворца.
В другой раз он пригласил к себе во дворец бедных жителей, предложил им раздеться, угостил обедом. Когда те расслабились, все двери неожиданно захлопнулись и дом запылал сразу с разных углов. «Я сделал это для того, чтобы навсегда искоренить бедность в моем государстве, чтобы никто более не страдал», — цинично заявил граф.
Женщины были особой мишенью для этого монстра. История повествует о том, что однажды Дракула встретил бедно одетого крестьянина. «Твоя жена явно не достойна тебя», — заявил он. И хотя крестьянин пытался уверить графа, что жена его вполне устраивает, он приказал посадить ее на кол, а вдовцу подобрать новую женщину.
Неверные жены, девушки, рано потерявшие невинность, и вдовы, нарушившие траур, подвергались немедленному наказанию. Им отрезали половые органы, сдирали кожу живьем и выставляли на всеобщее обозрение.
Одна из легенд донесла до наших дней случай с одной из его любовниц, которой тоже не удалось избежать смерти. Застав господина в сварливом состоянии, она попыталась вернуть его в хорошее расположение духа, поведав, что беременна. Дракула обвинил ее во лжи. Желая доказать, что она его обманывает, он вытащил меч и распорол ей живот. Легенда не сообщает, оказался ли он прав в своей догадке.
Коварный нрав Дракулы проявился и когда к нему прибыли послы турецкого султана, но не сняли тюрбанов, когда кланялись. Дракула осведомился, почему они не выказали ему уважения. «Таков обычай нашей страны», — ответили те. На это граф сказал, что поддерживает этот обычай и приказал приколотить их тюрбаны к головам гвоздями.
Никто не знает, скольких человек казнил или замучил разными способами этот тиран. Папский легат, епископ Эрлау, у которого не было оснований преувеличивать, сообщает, что незадолго до смерти Дракула обрек на погибель 100 тысяч человек, но другие источники наводят на подозрение, что и это число занижено.
Он потерял трон в 1462 году и, свергнутый боярами, провел двадцать лет в венгерской крепости. Затем его освободили, чтобы он принял участие в борьбе против османов, а после он снова завладел валахским троном. И была последняя схватка против турецкой армии недалеко от Бухареста. Источники описывают его смерть по-разному. Одни утверждают, что его убили предатели-бояре. Другие говорят, что он переоделся турком и скрылся, но план не удался; его спутники по ошибке зарезали его, и голова Дракулы долго красовалась в Константинополе — насаженная на кол.

НУ, НЕ ЗНАЮ МОЖНО ЛИ ЭТОМУ ВЕРИТЬ?

К тому моменту, когда отпрыск знатного княжеского рода - будущий Ференц II Ракоци - появился на свет, от Венгрии, еще не столь давно большой страны, сильной, заметной в Европе, обладавшей высокой культурой, не осталось почти ничего. Габсбурги стремились не просто покорить этот богатый край, сделав из него житницу империи, но подчинить венгров морально, духовно, лишив их национального самосознания.
Кроме жесточайшего налогового гнета и политической дискриминации, Вена вела курс на онемечивание венгров, насильственно вводила в этой протестантской стране католичество. Широко применялся испытанный принцип «разделяй и властвуй»: в комитатах (областях) почти бесконтрольно хозяйничали местные магнаты, перекладывавшие тяготы податей на крепостное крестьянство; сознательно сохранялась и усиливалась рознь между венграми и представителями других национальностей, обитавшими на этой территории; например, немцы-саксы, населявшие значительную часть Трансильвании, обладали большими привилегиями, чем венгры, а валахи, сербы, словаки, напротив, видели в венграх угнетателей. Габсбурги не соглашались на объединение с Венгрией некогда входившего в ее состав Трансильванского княжества, которое в XVI и XVII столетиях (во времена османского владычества), умело пользуясь непрочным равновесием сил между турками и австрийцами, сохраняло самостоятельность, даже порой достигало расцвета, оставаясь залогом преемственности венгерской государственности и культуры.
Почти весь народ Венгрии, кроме части крупного дворянства, служившего Габсбургам, находился в отчаянном положении. Восстания происходили почти постоянно, но быстро подавлялись.
Ференц Ракоци, еще не выйдя из детского возраста, стал для венгров, не желавших терпеть австрийское засилье, воплощением надежд, символом борьбы против поработителей.
Он был прямым и единственным наследником княжеской династии, представители которой не раз избирались великими князьями Трансильвании и были известны непримиримой враждой к Габсбургам, нередко выступая против них с оружием в руках. Да и отчим Ференца, Имре Текели, тоже князь Трансильвании, отчаянно сопротивлялся Вене и потому закончил жизнь за пределами родины, в Турции. Мать же Ференца, Илона Зрини, оставшись одна после изгнания мужа, почти три года удерживала осажденный австрийцами родовой замок семьи Ракоци – Мункач (ныне Мукачево). В крепости с ней находился и маленький Ференц. Дядя Илоны, Миклош Зрини, военачальник и крупнейший венгерский поэт XVII столетия, сражался с турками и выступал в жесткой оппозиции к Габсбургам.
Кроме того, Ференц принадлежал к самой - без преувеличения - богатой венгерской семье того времени (ее земли занимали восьмую часть нынешней территории страны). Любая война требует вооружения, боеприпасов, продовольствия, обмундирования, то есть денег, денег и денег... Одних крепостных у Ракоци было на целую армию. Из их среды вышел крестьянский вождь, герой освободительной войны (1703-1711) Тамаш Эсе, один из самых известных куруцев (куруцами - искаженное латинское crutiatus, крестоносец - называли борцов против австрийского гнета).
Вена тоже старалась не упускать из виду такого, пускай еще потенциального, врага... Когда Мункачбыл сдан, Илону Зрини с сыном Ференцем и дочерью Юлианной доставили в Вену. Здесь семью разлучили: мать и сестру Ференца отправили в монастырь, а устроить судьбу мальчика взялся епископ Коллонич, иезуит, которому приписывали угрозу превратить венгров сначала в рабов, потом - в нищих и, наконец, в немцев. Коллонич, с благословения императора, поставил перед собой поистине «иезуитскую» цель: воспитать Ференца фанатичным католиком, со временем побудив его принять сан и уйти в монахи; тем самым был бы устранен возможный враг империи, а огромные владения рода Ракоци перешли бы в собственность церкви.
Видимо, судьбу каждого определяют не только условия жизни: гены, или, если угодно, небесный промысел, тоже играют немалую роль в том, кем и чем станет человек... Да, в закрытой иезуитской школе в Чехии Ференц Ракоци почти забыл родной язык, носил немецкое платье, истово выполнял католические обряды (правда, и в школе, и потом, в Пражском университете, его тянула к себе не столько теология, сколько точные науки: математика, физика, архитектура). Он не скучал, как в первое время, по матери и сестре; более того, он поверил наветам, будто сестра, которая была тогда уже замужем, пытается отсудить у него часть наследства. Он, кажется, проникся преданностью к императору и благодарностью к Коллоничу, который так заботливо «пекся» о его воспитании и имуществе. И все же в один прекрасный день в нем взыграло что-то потаенное, что было куда сильнее благоприобретенных верноподданнических чувств. Еще не достигший 20 лет, Ференц резко и властно, как подобает человеку его ранга, отказался от «отеческого» покровительства Коллонича, полюбовно разделил с сестрой наследство, взял в свои руки управление поместьями, поехал в Италию и, наконец, женился, не испросив на то разрешения императора.
Превращение Ракоци из наивного мальчика в самостоятельного мужа произошло быстро, даже стремительно. Ракоци входит в венский высший свет, устраивает балы и приемы, со страстью играет в карты, обзаводится штатом слуг, роскошным выездом и т.п. А в 1697 году отправляется в Венгрию - осмотреть поместья, навести в них, насколько возможно, порядок (доходы, на которые он живет, все уменьшаются: крестьяне, не вынеся гнета барщины и налогового беспредела, бегут в леса); ну, и просто поохотиться...
Не он, конечно, виноват в том, что как раз в это время на северо-востоке Венгрии вспыхнуло крестьянское восстание. Стихийное, неуправляемое, лишенное поддержки дворянства, оно было скорее смутой; мятежников объединяло, кроме отчаяния, пожалуй, одно - появление Ракоци, который не может не откликнуться на народное горе, не может не повести их за собой, как его дед и прадед, как отчим. К Ракоци направляются гонцы от крестьян с просьбой руководить ими...
Но Ракоци тогда не только не соглашается на предложение повстанцев, но в полном смысле слова бежит от них. Справедливо полагая, что на него не может не пасть подозрение в соучастии или хотя бы в сочувствии восставшим, он спешит в Вену, а там просит передать императору свое нижайшее предложение: обменять все его венгерские владения на какое-нибудь равноценное герцогство в Австрии или в германских землях, чтобы он мог там жить, не навлекая на себя даже тени высочайшего недовольства.
Будь император и его советники поумнее, подальновиднее, они ухватились бы за этот шанс избавить себя в дальнейшем от многих хлопот. Но Ракоци отказали в просьбе...
Так Вена в очередной раз подтолкнула Ракоци к тому, чтобы стать ее заклятым врагом... Но побуждали к этому и другие обстоятельства, субъективные и объективные. Из первых особенно важной оказалась дружба с соседом по поместью Миклошем Берчени, военачальником и политическим деятелем. Он был убежден, что необходимо организованно, вооружено выступить против Габсбургов.
Из объективных моментов на первом месте, конечно, охватившая почти всю Европу война за испанское наследство. Бурбоны, противостоявшие Габсбургам в стремлении завладеть испанским троном, естественно, представлялись союзниками венгров.
Ракоци уже в 1700 году вступает в тайную переписку с Людовиком XIV, предлагая оказывать взаимопомощь в борьбе с Габсбургами. Король-солнце в первом же ответном послании заверяет его в своей поддержке... (Забегая вперед, скажем, что поддержка эта была не ахти какой; к тому же французский монарх часто находил отговорки: возможно, он относился к князю не вполне серьезно, хотя и не без сочувствия).
Первые письма, отправленные Ракоци в Париж, навлекли на него беду. Французский офицер, которого Ракоци выбрал курьером, доставлял бумаги прямым ходом в имперскую канцелярию, где с них аккуратно снимали копии. Дело кончилось тем, что Ракоци был арестован, препровожден в Вену и посажен - в ожидании суда - в тюрьму. С помощью друзей 6 ноября 1701 го-да Ракоци совершает романтический побег и, спасая жизнь (за его поимку была обещана награда: десять тысяч форинтов - за живого и шесть тысяч - за мертвого), устремляется в Польшу. Побег этот окончательно решил судьбу Ракоци: он бесповоротно становится врагом Вены и, по логике вещей, вождем антиавстрийского движения в Венгрии.
Но до открытого выступления - еще почти два года. Ракоци и Берчени готовят почву для вооруженной борьбы: связываются с соратниками Те-кели в Турции; в поисках поддержки ведут интенсивную дипломатическую переписку с европейскими дворами. К Ракоци прибывают делегации из Венгрии: в основном беглые крестьяне, которые убеждают князя, что, стоит дать знак - и все венгры как один пойдут за ним против угнетателей. Ракоци пока призывает к терпению: без иностранной помощи им не одолеть Габсбургов...
Жизнь в Польше для Ракоци и Берчени не была безоблачной. Приходилось скрываться от тайных агентов, наемных убийц, подсылаемых Веной. Они нашли убежище в поместьях магнатов Сенявских, где, выдав себя за архитекторов, даже участвовали в перестройке замка. Сенявские помогают им искать сторонников в Польше; особенно много делает для Ракоци Хелена Сенявская, которая как бы неофициально представляет его интересы в Польше. Она стала самой большой любовью венгерского князя.
Весной 1703 года Ракоци решает: пришло время действовать. Он посылает в Венгрию знамена, на которых вышиты его инициалы и девиз: «Cum Deo pro patria et libertate» (С Богом за родину и свободу). В городах и селах Венгрии читают его воззвание к соотечественникам.
В середине июня 1703 года Ракоци вступает в Венгрию.
Сторонники заверяют его: армия собрана, готова и ожидает приказа. Ракоци не терпится провести первый смотр, но на границе он видит лишь толпу оборванцев; они выкрикивают приветствия и размахивают кто косами, кто просто палками. Князь ждет: сейчас эта толпа схлынет, и за ней покажется войско.
Войском оказалась эта толпа.
Итак, начинать надо было с нуля. Предстояло создать регулярную армию, одеть, обучить и вооружить ее, поставить во главе солдат дворян-офицеров, без которых все свелось бы к мужицкому бунту. Службу надо было сделать привлекательной и для крепостных, гарантируя им после победы вольную; но нельзя было расхолаживать и помещиков: ведь если крестьяне валом повалят в армию, поместья останутся без рабочих рук.
Поднять и повести за собой дворян было для Ракоци особенно важно еще и потому, что именно это сословие определяло тогда всю работу государственного механизма...
А его еще только предстояло запустить в ход. Указы («патенты») Ракоци, лишенные законодательной основы, были как бы не обязательны для исполнения... Ситуацию изменило лишь государственное собрание, созванное в 1705 году в Сечене, где представители сословий и магнаты приняли решение создать новую (новую для Венгрии - определенным примером здесь служила Польша) форму государственной организации: «конфедерацию сословий». Полномочия его были не слишком велики, зато авторитет высок.
А незадолго до этого, летом 1704 года государственный совет Трансильвании назвал его великим князем. Так он стал Ференцем II Ракоци; вторым - после своего отца, Ференца I Ракоци.
Ракоци обрел статус главы двух венгерских государств. Правда, формально властителями Венгрии и Трансильвании все еще оставались Габсбурги, и тогда это был существенный нюанс... Например, Людовик XIV признавался Ракоци, что ему трудно вести переговоры, заключать соглашения с тем, кто был как бы узурпатором... Лишь в 1707 году государственное собрание в Оноде постановило лишить Иосифа I Габсбурга венгерского трона.
Но прежде многое произошло в стране. Отряды куруцев, постепенно обретя вид настоящей армии, освободили почти всю территорию тогдашней Венгрии от австрийцев. Власть «правящего князя», которому помогали придворный совет (сенат) и придворная канцелярия, становилась все крепче. Администрация, подчинявшаяся только Ракоци, вторгалась мало-помалу во все сферы политики и экономики страны. Появлялись новые законы, регулировавшие взаимоотношения верховной власти, сословий, армии и крестьянства.
Ракоци немало сделал и для венгерской культуры. При его дворе работали живописцы; один из них, Адам Маньоки, оставил известные портреты князя. В апреле 1705 года по указанию Ракоци начинает выходить первая венгерская газета «Merkurius Veridikus ex Hungaria» (Правдивый Меркурий из Венгрии); печаталась она, правда, на латинском языке и предназначалась для иностранцев.
Налаживались связи с европейскими державами: при дворе Ракоци находились послы многих стран. В 1707 году к Ракоци прибыл посол Петра I. Русский царь передал Ракоци свое пожелание видеть венгерского князя на польском троне, в это время вакантном. После долгих раздумий Ракоци отказался от польской короны: он не хотел покидать Венгрию; к тому же, дав согласие на это предложение и вообще установив более тесные связи с Россией, он обрекал себя на более прохладные отношения с Швецией, которую поддерживала столь почитаемая Ракоци Франция.
Но к тому моменту, когда Венгрия как будто обрела стабильность, политическая и военная ситуация резко изменились к худшему. В войне за испанское наследство Австрия одержала ряд крупных побед и могла теперь бросить больше войск против мятежных венгров. Венгерское же население, прежде всего крестьянство, изнемогало от тягот затянувшейся войны. Армия куруцев, высшие посты в которой занимали, как правило, люди не с полководческими способностями, а с пышными титулами, теряла боевой дух, терпела поражение за поражением. Магнаты, военачальники, даже многие из сподвижников Ракоци перебегали в стан Габсбургов.
В феврале 1711 года Ракоци уезжает в Польшу, чтобы предпринять новые шаги по организации иностранной помощи Венгрии. Но в его отсутствие военачальники заключают с Австрией позорный Сатмарский мир, граничивший с капитуляцией. Это произошло 29 апреля 1711 года, а уже на следующий день боевые части куруцев сложили оружие. Ракоци теперь незачем было возвращаться на родину; он становится изгнанником.
В мае и в августе 1711 года состоялись встречи Ракоци с Петром I, проезжавшим через Польшу. Скорее всего, они прониклись симпатией друг к другу. Но в это время царь, еще не покончив со шведами, уже завяз в неудачной для него войне с Турцией. В этих условиях идти еще и против Австрии он не мог. Петр предложил Ракоци земельный надел на Украине, где тот спокойно и без забот жил бы до конца дней своих. Ракоци, поблагодарив, отказался. В августе он вместе с Петром спустился по Висле до Торуня, откуда русский царь поехал в Карлсбад, а Ракоци - в Гданьск. Там он жил полтора года, затем перебрался во Францию, оттуда в 1717 году - в Турцию, где и провел среди немногих своих верных соратников, остаток жизни.
Ракоци не совершил чуда, не смог перешибить плетью обуха, не одолел со своими свободолюбивыми, гордыми, но не очень признающими дисциплину куруцами военной машины габсбургской империи. И, тем не менее, он чрезвычайно много сделал для венгров, укрепив их национальное самосознание и заставив австрийскую имперскую верхушку относиться к Венгрии с уважением или, по крайней мере, с осторожностью.
Способности, таланты Ракоци так и не раскрылись до конца, но может быть, именно поэтому его имя обрело некий ореол величия и загадочности. Любопытный штрих: среди многих легенд, которые окружали оккультного гения XVIII века графа Сен-Жермена, была и такая: он - то ли сын Ракоци, то ли сам знаменитый князь, вынужденный скрываться под чужим именем.
О глубине и одаренности его натуры свидетельствует и тот факт, что - уже в изгнании - у Ракоци проявился литературный талант. Наиболее известны его «Мемуары» (1716), написанные по-французски, и «Исповедь» (1716-1719) на латинском языке.
Масштабы и незаурядность этой личности, видимо, и объясняют, почему Ракоци, в конечном счете проиграв освободительную войну и не создав сильное и самостоятельное венгерское государство, тем не менее для венгров так же велик, как Петр I - для россиян.

ВЗЯТО С САЙТА http://www.tonnel.ru/

Вратиславу было 25 лет, он был близок ко двору и уже около 4-х лет пробыл в Испании в свите Максимилиана II, с которым они дружили с детства. По словам самого Филиппа, в Испании хорошо знали эту знаменитую и богатую семью, ставшую вскоре одной из опор габсбургского престола и сыгравшую немаловажную роль в укреплении испанской культуры в Чехии.

Вратислав не раз выполнял дипломатические поручения, бывал с посольствами в Риме. О том, как высоко оценивались деятельность, политическое влияние и сама личность этого незаурядного человека, говорят отзывы современников, отмечавших его «королевские дух и манеры», ум и постоянное стремление удержать равновесие сил в стране.
Так, несмотря на войну с Нидерландами, Вратислав поддерживал отношения со многими крупными деятелями этой страны.

Недаром современники его прозвали Великолепным. Будучи совсем молодым (в 26 лет), Вратислав становится кавалером ордена Золотого Руна, т.е. раньше, чем многие католические короли Европы, добивавшиеся этого ордена, как высокой чести. На капитуле в Антверпене он посвящается в рыцари Золотого Руна, и уже один этот факт проливает свет на социальную позицию и культурные контакты Пернштейна.

После участия в 1566 г. в военной кампании против турок Вратислав был назначен наивысшим канцлером королевства чешского, когда новый чешский король нуждался в надежной опоре, ведь с Пернштейном он был знаком более 20 лет.
Вратислав переезжает на пражский град. Спустя 20 лет он служил его брату Рудольфу.

Дом Пернштейна был прозван в Праге «испанским домом», это был настоящий дворец, построенный в двух шагах от императорского (нынешний Лобковицкий). Родовое имение Пернштейнов – Литомышльский замок – сравнивали с флорентийским Палаццо Питти. Родовой град до сего дня называют «Королем моравских градов». Жил Вратислав на широкую ногу, при его дворе нередко по просьбе Филиппа II или императора останавливались и подолгу жили знатные люди тогдашней Европы, прибывшие с тем или другим поручением в Прагу.

Вратислав скончался внезапно в 1582 г. в пути, плывя на корабле по Дунаю. Он был последним Пернштейном, похороненным в фамильном склепе в Доубравнике неподалеку от родового замка. Спустя год его останки были перевезены вдовой в Пражский град, в храм св. Вита.
……………………………………………………………………………………………………
Мария Манрике де Лара за 27 лет (1555-1582) замужества с Вратиславом имела 21 ребенка (8 мальчиков и 13 девочек); правда, к 1582 г. их осталось лишь двое: старший сын Ян (21 год) и Максимилиан (7 лет). Мария до своей смерти жила в своем фамильном Литомышльском замке.
……………………………………………………………………………………………………
Старшая дочь Пернштейнов – Поликсена, энергичная и деятельная, стала женой пражского бургграфа Вилема Рожмберга – второй опоры трона Рудольфа, а после его смерти - женой Зденека Лобковица, вождя католической партии.

Именно благодаря Поликсене была собрана Роудницкая коллекция испанского портрета (которая в настоящее время находится в замке Нелагозевес)

CII

He thrust beyond three hundred, most bold,
He cut down the centre and far wing.
He proved worthy, leading noble men;
He gave from his herd steeds for winter.
He brought black crows to a fort's
Wall, though he was not Arthur.
He made his strength a refuge,
The front line's bulwark, Gwawrddur.
THE GODODDIN Book of Aneurin I Translation by Joseph ClancyДругая ранняя
валлийская поэма в которой фигурирует Артур — это Preiddeu Annwfn (Трофеи
Аннуна) приписываемая барду Талиесину (VI в. н.э.). Поэма посвящена
путешествию Артура в Аннун — валлийский потусторонний мир. Точная датировка
времени написания поэмы оказалась затруднительной, но лингвистический анализ
показал, что современную форму текст принял примерно к 900 г. н.э.
PREIDDEU ANNWN

Пою благого Сюзерена, Владыку сей страны,
Что власть высокую свою по всей земле простёр.
Мрачна была темница Гвейра, угрюмый Каэр Сиди,
Страшась коварной мести Пуйла и злобы Придери,
Никто на свете до него в неё не проникал.
Тяжёлая синела цепь на шее у него,
Средь воплей Аннуна горькой скорбью напев его звучал,
Но даже там великим бардом сумел остаться он.
Нас было втрое больше тех, что могут сесть в Придвен,
Но только семеро вернуться смогли из Каэр Сиди.

О, я ль не стою громкой славы,и песен и хвалы
За то, что сам четыре раза бывал в Каэр Перидван?
Когда впервые слово правды послышалось в котле?
Когда его своим дыханьем согрели девять дев.
А разве он владыке Аннуна встарь не принадлежал?

По краю этого котла жемчужины блестят.
Он никогда не сварит пищи для труса и лжеца.
Но меч сверкающий над ним взметнется к небесам
И в крепкой длани Ллеминауга изведает покой.
У тяжеленных врат Уфферна чуть теплится огонь,
Когда мы прибыли с Артуром — вот славный был денёк!
Нас только семеро вернулось домой из Каэр Ведвид!

Я ль не достоин громкой славы, и песен, и хвалы,
Чтоб пели их в Каэр Перидван, на Острове Дверей,
Там, где рассвет и тьма ночная встречаются всегда,
Там, где хозяин дорогим вином поит гостей?!
Нас вышло в море втрое больше тех,что вместит Придвен,
Но только семеро вернулось домой из Каэр Ригор!

Я не позволю славным бардам восторги расточать;
Не зрели подвигов доблести Артура они у Каэр Видир!
На стенах там пять дюжин сотен стояло день и ночь,
И было очень трудно дозорных обмануть.
Ушло с Артуром втрое больше, чем мог вместить Придвен,
Но только семеро вернулись назад из Каэр Колур!

Нет, бездарям я не позволю пустой хвалой бряцать.
Они не видели той сечи и тех, кто бился в ней,
Неведом им тот ясный день, когда родился Гви,
Они не знают, кто его не отпускал в Девви.
Они не видели быка с повязкою на лбу;
Ярмо его — сто сорок ровно ладоней в ширину.
О, много нас ушло с Артуром! Печально вспоминать...
Но только семеро вернулись домой из Кэр Вандви!

Я не позволю петь хвалы трусливым болтунам:
Они не знают дня, когда герой наш в мир пришел,
Ни часа славного, когда на свет родился он,
Ни среброглавого быка, который был у них.
О, много нас ушло с Артуром на славные дела,
Но только семеро вернулись назад из Каэр Охрен.

перевод из книги Льюиса Спенса «Тайны древних бриттов» 2007

Родословная Артура предположительно изложена в генеалогии Bonedd yr
Arwyr («Происхождение героев») из манускрипта Mostyn MS 117, хранящегося в
Национальной библиотеке Уэльса. Рукопись датируется концом 13 века и была
записана той же рукой, что и Llyfr Taliesin («Книга Талиесина») и фрагменты
Mabinogion в манускрипте Peniarth MS 6.iv Помимо генеалогий, рукопись
содержит летопись Brut y Brenhinedd («Хроники королей»). Генеалогии завершают
манускрипт и находятся на 138 и 139 страницах. Артур упоминается в первой ветви
в связи с Маэлгоном Гвинедским:
Maelgwn, y gwr a uu petweryd brenhin ar Ynys Prydein gwedy Arthur

Maelgwn, the man who was the fourth king of the Isle of Britain after
Arthur

Маэлгон, человек, который был четвёртым королём острова Британия после
Артура
Genealogies from Mostyn MS. 117

Конкретно генеалогия Артура изложена в пятом и шестом разделах:
5. Arthur m. Vthyr m. Kustenhin m. Kynuawr m. Tutwal m. Moruawr m. Eudaf
m. Kadwr m. Kynan m. Karadawc m. Bran m. Llyr lletieith.

Arthur s. Uthyr s. Custenhin s. Cynfawr s. Tudwal s. Morfawr s. Eudaf s.
Cadwr s. Kynan s. Caradawg s. Bran s. Llyr Half-speech.
Артур сын Утера, сына Кустеннина, сына Кинфаура, сына Тудвала, сына
Морфаура, сына Эудафа, сына Кадора, сына Кинана, сына Карадога, сына
Брана, сына Ллира Малоречивого
6. Nonn mam Dewi oed verch y Anna verch Vthyr pendragon. Mam Anna oed
verch Eigyr (verch) Anlawd wledic.
Nonn mother of David was the daughter of Anna d. of Uther Pendragon. [Her]
mother Anna was the daughter of Eigyr daughter of Lord Anlawd.

Нонн, мать Давида, была дочерью Анны, дочери Утера Пендрагона. Её мать
Анна была дочерью Эйгир, дочери Анлода властителя.
Genealogies from Mostyn MS. 117

Линия Артура - Утер (валл. Vthyr) — Утер Пендрагон — полулегендарный
король бриттов, младший брат Амвросия Аврелиана.
Кустеннин (валл. Kustenhin) — историческое лицо, один из малых королей
субримской Британии, король Думнонии.
Кинфаур (валл. Kynuawr), тж. Кинварх — упоминается в списке королей Думнонии
как Кинфаур ап Тудвал (валл. Cynfawr ap Tudwal) или Маркус Кинфаур Кономари
(корнск. Marcus Cynfawr Conomari), родившийся в 395 году н. э., сын короля
Тудвала ап Гурфаура и Грацианы ферч Вледиг, дочери Магна Максима Максена и
Сейндрих ферч Рейндих.
Тудвал (валл. Tudwal) — упоминается в числе королей Думнонии как Тудвал ап
Гурфаур (валл. Tudwal Ap Gwrfawr), сын короля Гурфаура ап Кадфана, родившийся
ок 375 г.
Морфаур (валл. Moruawr) упоминается в числе королей Думнонии как Гурфаур
Морфаур ап Кадфан Гадеон (валл. Gwrfawr Morfawr ap Cadfan Gadeon), сын Кадфана
ап Кинана, родившийся около 360 года н.э.
Эудаф (валл. Eudaf) — точно не идентифицируется, возможно — Эудаф Старый
Кадор (валл. Kadwr) — не идентифицируется, имя переводится как «хранитель»
Кинан (валл. Kynan), тж. Конан Мериадок (корнск. Conan Meriadoc, валл. Cynan
Meiriadog) — полулегендарный король, часто идентифицируется с римским
императором-узурпатором Магном Максимом (известным как Максен Вледиг).
Карадог (валл. Karadawc) — полулегендарный князь Корнуолла, имел реальный
прообраз Карадауга, сына короля белгов Кинвелина, потерпевшего поражение от
римлян в 49 году н. э.; упоминается в Триадах как один из вождей,
противостоявших римлянам (вместе с Касваллауном сыном Бели); одержал множество
побед, но из-за предательства Аварви, сына Ллуда, и его дочери Арегведд
(отождествленной с царицей бригантов Картимандуей) он был взят в плен
римлянами и убит.
Бран (валл. Bran) — Бран Благословенный (валл. Brân Fendigaidd или валл.
Bendigeidfran), имя переводится как «Ворон», — легендарный правитель Британии,
несколько раз упоминаемый в Триадах, фигурирует во второй ветви Мабиногион
«Бранвен дочь Ллира». Сын Ллира и Пенарддин, брат Бранвен и Манавидана,
сводный брат по матери Нисиена и Эфнисиена сыновей Эуросвидда. Согласно
Третьей ветви Мабиногион Манавидан похоронил голову Брана на Белом Холме в
Лондоне, где теперь стоит Тауэр для того, чтобы и после смерти Бран охранял
страну. Согласно Триадам Артур выкопал голову, сказав, что у него самого
хватит сил защищать Британию. С этой легендой связывают появление
знаменитых воронов Тауэра.
Ллир Малоречивый (валл. Llyr lletieith) — легендарная фигура валлийской
мифологии, отец Брана, Манавидана и Бранвен, муж Пенарддин, дочери Бели Маора
(Великого), легендарного основателя королевских родов Британии. В Триаде 52 он
назван одним из трёх великих узников Британии. По легенде он попал в плен к
Эуросвинду, который похитил Пенарддин.
Имя Ллира часто связывают с ирландским Лиром — богом моря. Тем не менее Рэйчел
Бромвич удалось разыскать два варианта генеалогии самого Ллира:
Llŷr son of Ffaraon son of Dd.(Dandde) son of Mael Dicko son of Kryf son of
Dyfnwal Moelmud

Ллир сын Ффараона, сына Дд(Дандде), сыеа Маэля Дико, сына Крифа, сына Дифноаля
Моэльмуда
Llŷr son of Paran son of Kerihir Llyngwyn son of Keidio Bywrmwyn son of Arthan
son of Meirion son of Gerient son of Graydiol son of Dyngad son of Albean
Tirvad son of Anny son(?) of Galbean
Ллир сын Парана, сына Керихира Ллингуина сына Кейдио Биормоина сына Артана
сына Мериона сына Гериента сына Грейдиола сына Дингада сына Альбеана Тирвада
сына Анни сына? Гальбеана
перевод:
— Bromwich, R. (ed. & trans.) (1961; new edition 1978; reprint 1991; new
edition 2006) Trioedd Ynys Prydein: The Welsh Triads University of Wales
Press, Cardiff.
Нонн, мать Давида (валл. Nonn mam Dewi) — имеются
ввиду святая Нонна и святой Давид Валлийский, исторические лица, жившие в VI
веке.
Анна, дочь Утера Пендрагона (валл. Anna verch Vthyr pendragon) — легендарная
сестра Артура, в Триадах фигурирует как Гвиар (валл. Gwyar), мать
Гвалкмея(валл. Gwalchmei), более известного под именем Гавейна.
Эйгир, дочь Анлода — легендарная Игрейн, мать Артура, по «Килух и Ольвен»
имела сестру Голейдидд, мать Килуха. В ряде мест её отцом фигурирует Гвен или
Кунеда, король Гвинеда.
Анлод — легендарный князь британцев, сопоставлятся с королем Анблаудом
Великим, правившим в 470-х гг. н.э. в южной Англии и потерпевшем поражение от
Аэллы, тирана Суссеккого, имел несколько дочерей и сыновей, среди них
Твинведд, мать святого Тивридога, Эйгир — мать Артура, и Голейдидд, мать
Килуха. Сыновья перечисляются в «Килух и Ольвен» как дядья Артура по матери —
Llygatrud Emys, Gwrbothu Hen, Gweir Gwrhyt Ennwir и Gweir Baladir Hir
Имена первой линии имеют легендарное происхождение:
Фараон, сын Дд(Дандде) (англ. Ffaraon son of Dd.(Dandde)) — упоминается
вскользь в Мабиногионе, в Lludd and Llevelys, в части, где рассказывается, что
король Ллудд захоронил саркофаг с заключёнными в нём драконами в земле Динас
Эмрис, которая раньше называлась Динас Ффараон Дандде.
Дифноаль Моэльмуд (англ. Dyfnwal Moelmud, валл. Dyfnwal Moelmud ap Garbanion)
— легендарный король Корнуолла, фигурирует у Гальфрида Монмутского как
Dunvallo Molmutius, восстановитель порядка и законодатель после «Войны пяти
королей».
«История бриттов» Ненния Первая историческая хроника, в которой упоминается Артур — это «История бриттов» (лат. Historia Britonum), написанная на латыни примерно в 800 году н. э. валлийским монахом по имени Ненний. Многие учёные считают, что Ненний опирался при создании «Двенадцати битв Артура» на народные предания Уэльса. В ней об Артуре говорится, что он одержал двенадцать побед над саксами, окончательно разгромив их в Битве
при горе Бадон Король Артур Чарльз Эрнест Батлер (1903) Первый последовательный рассказ о жизни короля Артура появляется в «Истории королей Британии» (лат. Historia Regum
Britanniae), XII в написанной Гальфридом Монмутским (англ. Geoffrey of
Monmouth). Этот труд объединяет работы Ненния и элементы валлийского фольклора с
вкраплениями из более поздних произведений. Именно здесь Артур впервые назван
«королём», впервые появляются ныне общеизвестные сюжеты: о зачатии Артура, об
измене его жены и о гибели короля от рук его племянника Мордреда. Гальфрид писал
об Артуре как о безусловно историческом лице, но достоверность самого его труда
вызывает сомнения у историков. В «Истории…» присутствует немало фантастического
вымысла, который позволяет отнести её скорее к мифологическому эпосу, чем к летописи.В исторических кругах давно обсуждается вопрос об источниках, которыми пользовался Гальфрид при написании своего труда. Одним из таковых традиционно считается «Хроника Тисилио» (валл. Brut Tysilio). Это наиболее спорный исторический источник, повествующий об Артуре. Приписывается хроника авторству епископа и святого Тисилио из Мейвода, сына короля Поуиса Брохвайла Клыкастого, жившего в середине VI века. Наиболее старый и авторитетный список хроники сохранился в собрании Колледжа Иисуса, ныне известный под кодом Jesus MS. LXI. Данная рукопись датируется XV веком и является самой поздней из сохранившихся списков валлийских «Хроник королей», так или иначе связанных с летописью Гальфрида, но вместе с тем и наиболее далёкой от неё. Впервые рукопись
была опубликована в оригинале Оуэном Джонсом в 1801 г. в английском
переводе в 1811 году Питером Робертсом.
Масштабное исследование книги Тисилио было предпринято Петри Флайндерсом,
который предположил, что и работа Гальфрида, и рукопись из собрания Колледжа
Иисуса восходят к источнику, датируемому не позднее 940 года. Однако Брайнли
Робертс в 1971 году публикует работу, в которой предполагает, что рукопись Jesus
MS. LXI характерна для XV века и является компиляцией более ранних манускриптов
NLW Peniarth MS 23 и BL Cotton Cleopatra B. v NLW MS 7006. Тем не менее, в
1995 году английский историк и теолог Билл Купер опубликовал новый перевод
«Хроники Тисилио» с предисловием, в котором отстаивает первичность этой летописи
по сравнению с книгой Гальфрида. Таким образом, дискуссия по вопросу
«Хроники Тисилио» далеко не окончена.
В качестве доводов в пользу первичности «Хроники Тисилио» выдвигаются два
весомых аргумента. Первый — все валлийские имена в манускрипте переданы
аутентично (даже настолько искажённое Гальфридом имя как Мерлинус, в хронике
фигурирует исконно — Мирддин, а не калькой с латинского); второе — последняя
фраза рукописи: